Без заголовка

Третий день снится один и тот же сон.

Мне лет шесть-семь. Абинск, лето, жара, сонно, сухо и пустынно: нормальные люди в такую погоду сидят дома, под вентиляторами, а мне нравится. Небо блеклое, такого же цвета, как бабушкина футболка, и вокруг все желто-серое - в смысле не нет других цветов, а как будто все покрыто пылью и песком (как в воспоминаях Джека о детстве). Кстати, так оно и есть: там всегда было много песка и пыли, я помню.

Я иду по дороге. Она старая, вся в ямах и без асфальта, и сухой противный ветер пуская маленькие смерчи мне под ноги; по бокам, на обочинах, заросли крапивы и репейника, а за ними заборы и частные дома. Я в любимых мятых зеленых шортах и черных сандалях, и в руках у меня бумажная десятка и белый пакет. Я знаю, что иду за хлебом, и идти уже недалеко: впереди виден хлебный ларек, а за ним дымящие трубы хлебзавода. Обычно я хожу за хлебом в магазинчик возле дома, или на рынок, если нет в магазине, но сегодня решила прогуляться аж на другой конец города (ага, другой конец, идти всего полчаса спокойным шагом - Абинск ужасно маленький, это даже не город, а ПГТ). Мне непривычно и немного страшно: я первый раз ухожу так далеко одна. Обычно мы ходим сюда с бабушкой, точнее, не сюда, а чуть дальше: там дальше, за ларьком, речка, а за ней городской парк с погнутыми лесенками и ржавыми скамейками.

Я обхожу стороной дом с голубыми ставнями: я его боюсь, там жил мальчик Кирилл из четвертого класса, который вместе со всей своей семьей погиб пару месяцев назад. Они задохнулись от газа, и я теперь постоянно бегаю на кухню проверить, завинчены ли краны, потому что мне страшно. Мне даже кошмары по ночам снятся, о том, как мы умираем во сне, медленно и тихо, и даже не замечаем этого...

Я дохожу до ларька и покупаю булку хлеба. Мне очень жарко, я прячусь в короткой тени ларька, пытаясь охладиться. Внезапно мне в ногу тыкается что-то мокрое и холодное. Я медленно поворачиваюсь, хотя это не обязательно, я и так знаю, что там. Собака. Черный щенок ростом едва мне по колено, но для меня это ужасный злобный пес, и я замираю столбом, слыша, как сердце стучит где-то в висках, мне страшно, очень страшно, я готова упасть в обморок, а пес виляет хвостом и тычется мне в колени и мокрые от страха ладошки. Я закрываю глаза и мыслено очень-очень прошу кого-нибудь отогнать собаку. Когда я открываю глаза, щенка рядом нет. Помогло желание или пес нашел себе занятие поинтереснгее, я не знаю, но чувствую огромное облегчение.

А еще я злюсь на себя за то, что я такая трусиха. Я ведь всего боюсь: газа, собак, машин, темноты, высоты, пауков на длинных тонких лапках, крапивы, кладбищ. И я решаю себя наказать. Я иду вперед, неуверенно, спотыкаясь и отчаянно желая повернуть назад. Во рту пересыхает, ноги не слушаются, но я упрямо делаю еще несколько шагов и встаю на мост.

Это не тот мост, который с дорогой для автомобилей. Тот мост каменый, надежный, у него прочные опоры и по нему идти совсем не страшно, а даже весело. Обычно мы по нему и ходим, он недалеко, если очень прислушаться, даже слышен гул моторов, и до парка от него ближе. А этот мост старый, деревянный и подвесной. У него скользкие от сырости канатные перила и не хватает некоторых досок - из-за этого он похож на щербатую улыбку какого-то злого великана, - а те доски, которые есть, жутко скрипят по ногами, и еще он слегка раскачивается. Речка внизу зеленая, мутная и очень глубокая, из нее торчат железные штыри и коряги, а я плохо плаваю и если упаду, то не выживу, это я знаю очень хорошо. Мне хочется вцепиться в перила и стоять, зажмурившись, пока меня не перестанет подташнивать от страха, но я перебарываю себя и иду по середине. Шаг, еще шаг, вперед, хотя бы до середины, потом можно будет зажмуриться и побежать, потому что дальше все доски целы и я уже упаду. А сейчас нужно смотреть под ноги, что бы не провалиться. Я и смотрю, очень внимательно, и в щелях вижу затянутую тиной поверхность воды, а боковым зрением кусочки берега. Еще я переодически поднимаю голову и смотрю вперед, и с тоской пониаю, что идти еще долго, минут пять или десять...

И вдруг с жутким треском обрываются канаты, и я лечу вниз, вслед за мостом, пытаясь ухватиться за что-нибудь, судорожно прижимая к себе пакет с хлебом, и царапаясь об доски, и думаю мимоходом, что нацепляла заноз, а потом понимаю: плевать на занозы, я же сейчас умру!

А потом я начинаю таять. Постепенно. Сначала одна рука, потом другая, потом ноги... И в последнюю секунду, уже почти врезавшись в воду, я исчезаю совсем.

На этом сон кончается и я просыпаюсь.

Забавно. Все это было: такой день, прогулка за хлебом, щенок и мост... только в тот раз канаты не рвались. Я благополучно дошла до того берега и обратно и приползла домой, бледная, холодная и липкая от пота; бабушка наказала меня за безответственность, за то, что я ходила за хлебом полтора часа и одна ушла к речке; я так и не перестала бояться всякой ерунды, а вспомрная чертов мост, чувствовала не гордость, а дикий ужас. Но почему мне сейчас снится именно этот кусочек моей памяти?