Всё самое бредовое - с утра

Бывают такие минуты в жизни, когда ты смотришь на себя словно бы со стороны и не можешь понять своих действий. Тебе кажется, что ты поступаешь неправильно, но ничего не можешь с этим поделать. Ты делаешь что-то так, как будто это делаешь не ты. Не то, что тебе хочется. Не то, что соответствует взгляду тебе внутренней. И потом всё-таки оказывается, что ты поступаешь в точности "как все". То есть так, как ты на самом деле ненавидишь.

Если вы не понимаете, что я имею ввиду, пожалуйста, не тратьте свою жизнь или даже какие-то часы из неё на то, чтобы понять.

Есть одна милая поэтесса - совсем-совсем молодая, даже почти юная. Она живёт в Петербурге. Уже издала свой сборник. У неё очень необычный стиль. Странные рифмы. Красивые ассоциации. И она пишет всегда (почти) - не разделяя на строчки.

Вот два её стихотворения, которые мне понравились, причём так, что я их вмиг выучила.

Current mood

Зима застыла среди теней, завязла в сырой дремоте, я собираю в ладони дни, стараясь не растерять. Он пишет красками на стене, мечтающей о ремонте, седое небо дрожит над ним и плачет в его тетрадь.

Он дышит сухо и горячо, и так теребит прическу, что завитки на его висках почти превратились в нимб. Один стоит за его плечом, диктуя легко и четко, другой стоит за его плечом и вечно смеется с ним.

Он тощий, с родинкой на скуле, лохматый знаток историй, боится спать, по ночам дрожит и вовсе не знаменит. Он младше мира на столько лет, что даже считать не стоит, его друзья не умеют жить, пока он не позвонит.

Зима - какая уж тут зима, снег выпал, но за ночь тает, январь висит на календаре - как будто бы ни при чем. А я ревную его к стихам, которые он читает и собираю его в стихах, которые он прочел.

А я ревную - почти не сплю - к раскормленной кошке в кресле, к железной кружке, в которой он готовит зеленый чай. И если вдруг я его люблю, то разве что вдруг и если, скорее просто хожу за ним и снюсь ему по ночам.

А мне - как будто под хвост вожжой, скитаюсь и пялюсь букой, и снова встретившись с ним во сне кидаю: "А что б ты сдох." Я ощущаю себя чужой, непройденной гласной буквой, не "а", не "и", а густой, как мед, протяжный тяжелый вздох.

И если я полюблю, то мне уж лучше бы не родиться, сижу на спальнике на полу, глазами сжигаю шкаф. Он пишет красками на стене: "Давай не будем сердиться", мне остается лишь подойти и ткнуться в его рукав.

Он младше мира, часы стоят, дыханье моё сбивая, а я тоскую, грызу себя и книжные уголки. Я не люблю его, просто я практически не бываю, пока не чувствую на плече тяжелой его руки.

А я кричу ему: "Ухожу и вряд ли меня найдешь ты, по мне рыдают могильный холм и стены монастыря."

А я ревную его ко мне, безбожно и безнадежно

И собираю в ладони дни, стараясь не растерять.

_

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

Аля Кудряшова

Мне нравится. Другим тоже. Потому что нетипично. Говорят, она очень талантлива. Что ж, вполне возможно. Раз так говорят.

Ещё стихи - теперь иных.

МЕЖДУ ДВОЙНОЮ БЕЗДНОЙ...

Я люблю тебя и небо, только небо и тебя,

Я живу двойной любовью, жизнью я дышу, любя.

В светлом небе - бесконечность: бесконечность милых глаз.

В светлом взоре - беспредельность: небо, явленное в нас.

Я смотрю в пространство неба, небом взор мой поглощен.

Я смотрю в глаза: в них та же даль пространств и даль времен.

Бездна взора, бездна неба! Я, как лебедь на волнах,

Меж двойною бездной рею, отражен в своих мечтах.

Так, заброшены на землю, к небу всходим мы, любя...

Я люблю тебя и небо, только небо и тебя.

Валерий Брюсов

ПАМЯТИ НИНЫ ДЖАВАХА

Всему внимая чутким ухом,

- Так недоступна! Так нежна! -

Она была лицом и духом

Во всем джигитка и княжна.

Ей все казались странно-грубы:

Скрывая взор в тени углов,

Она без слов кривила губы

И ночью плакала без слов.

Бледнея гасли в небе зори,

Темнел огромный дортуар;

Ей снилось розовое Гори

В тени развесистых чинар...

Ах, не растет маслины ветка

Вдали от склона, где цвела!

И вот весной раскрылась клетка,

Метнулись в небо два крыла.

Как восковые - ручки, лобик,

На бледном личике - вопрос.

Тонул нарядно-белый гробик

В волнах душистых тубероз.

Умолкло сердце, что боролось...

Вокруг лампады, образа...

А был красив гортанный голос!

А были пламенны глаза!

Смерть окончанье - лишь рассказа,

За гробом радость глубока.

Да будет девочке с Кавказа

Земля холодная легка!

Порвалась тоненькая нитка,

Испепелив, угас пожар...

Спи с миром, пленница-джигитка,

Спи с миром, крошка-сазандар.

Как наши радости убоги

Душе, что мукой зажжена!

О да, тебя любили боги,

Светло-надменная княжна!

Москва, Рождество 1909

Марина Цветаева

Чудачка

Одни называют ее чудачкой

И пальцем на лоб - за спиной, тайком.

Другие - принцессою и гордячкой,

А третьи просто синим чулком.

Птицы и те попарно летают,

Душа стремится к душе живой.

Ребята подруг из кино провожают,

А эта одна убегает домой.

Зимы и весны цепочкой пестрой

Мчатся, бегут за звеном звено...

Подруги, порой невзрачные просто,

Смотришь - замуж вышли давно.

Вокруг твердят ей: - Пора решаться.

Мужчины не будут ведь ждать, учти!

Недолго и в девах вот так остаться!

Дело-то катится к тридцати...

Неужто не нравился даже никто? -

Посмотрит мечтательными глазами:

- Нравиться нравились. Ну и что? -

И удивленно пожмет плечами.

Какой же любви она ждет, какой?

Ей хочется крикнуть: "Любви-звездопада!

Красивой-красивой! Большой-большой!

А если я в жизни не встречу такой,

Тогда мне совсем никакой не надо!"

Эдуард Асадов

4. ФИРМЕННЫЙ КОКТЕЙЛЬ

Мои истоки скрыты глубоко,

Холодные и темные истоки.

.Ученье мне давалось нелегко,

Но я всегда усваивал уроки.

Особенно я в зельях преуспел,

В самом себе ища ингредиенты.

Нам разрешалось все. И беспредел.

А я всегда любил. эксперименты.

Я добавлял в свой фирменный настой,

Который только крепнул год от года,

Все, чем дышал, - от простоты святой,

до осознанья внутренней свободы.

Расплавить жалость мне хватило сил,

Но с верой я расстался еле-еле.

Потом котлу иллюзии скормил

И любовался, как они кипели.

Потом, кривясь, я осушил бокал,

И отступить возможности не стало.

.Но если мир вас так же не "достал" -

Не прикасайтесь к моему бокалу!

2.10.2005.

black tiger (из любительских)

Сегодняшняя запись

Что мне делать с утра? Я встаю рано-рано.

Иногда даже чуть ли не до пяти.

Может, слушать о чём-то, напиться дурмана,

Иль видеть, иль знать или просто уйти.

Или петь, или ждать - всё обычное ИЛИ.

Почему в голове с девяти кавардак?

Просто хочется так, чтоб меня любили.

Это просто желание. Просто пустяк.

Я сижу за столом, отражаюсь на глади,

Игнорируя свой отпечаток на ней.

Не грусти! - мне советуют все. Чего ради?

Тем насыщенней жизнь, чем неделя грустней.

Настроение светлое, тёплое, летнее.

Вот уж как неприятно! Люблю холода.

Посмотрела на гладь - я такая бесцветная,

Так бледна, так больна и совсем молода.

Вспоминанья текут. По сиреневым венам.

Все каникулы в странной чужой стране.

Ах, прекрасно лежать было там в траве нам!

Вспоминания дальше стучатся ко мне.

Окончание школ. Завершилась эпоха.

Я ждала сего часа так много дней!

И всё б хорошо, но всё очень плохо.

Ведь теперь - ностальгия. Хоть слёзы лей!

Замерцала свеча, отголосками яркими.

Я смотрю на портрет, что висит на стене,

И пишу в дневнике свои строчки с помарками.

Это всё, что сегодня придумалось мне.