Тараканы на полочках

Тараканы на полочках

или что я думаю о своих слабостях

Вредные привычки

1. Алкоголь

Чем круче, чем иностраннее, чем меньше понятных слов на этикетках, тем качественнее то дерьмо, что вы собираетесь пить. Его пью я. Его пьют те, кто считает, что пиво для холостяков и футбольных фанатов, что они пили вчера на собеседовании не дряное пиво, а ирландский пунш. И хрен знает, бывает ли пунш вообще ирландским. И я тоже пью не пиво, а ирландский пунш. Я пью вино, я умею варить глинтвейн, я пробовала текилу и ром, и ещё прочую гадость. Для чего? Чтобы выссать её за гаражом, чтобы полчаса материться на пуговицу на брюках и чтобы на утро страдать амнезией. Чтобы радоваться, потому что кто-то видел вас с этой бутылкой дорогого вина и завидовал..

А зачем ещё мы пьём то, что подороже? Если в качестве никто не разбирается?

2. Сигареты

Не знаю, как называются девушки, которые борятся с табачной зависимостью, которые покупают в ларёчках тоненькие сигаретки. Но тут иначе, чем с алкоголем. Тут уже дело не в качестве, не в цене, а во вкусе, в крепости и даже в толщине. И я пью это кофе обязательно с сигаретой, потому что кто-то так научил. Это ужасно вредно. Но я не просто пью кофе и курю. По дороге я захожу в тот самый единственный на весь город магазин, где продают отменный табак, и покупаю, чёрт побери, сигары. С любым вкусом. Постоянно с разным, чтобы потом чувствовать себя разбирающейся в сигарах и сигариллах. И сигареты - это то, с чем завязать невозожно. У нас не будет отвращения к сигаретам, если мы уже когда-то курили. Ни скуривали пару штук, а курили. Это очень важно. Сигарета становится частью образа, она даже может придавать элегантности, дерзости, она наша неотъемлемая грязь, с которой нам лучше. Где ты куришь свою сигарету? Где ты покупаешь новую пачку? У кого ты просишь огонька, чтобы умереть ещё моложе? Откуда нам знать наверняка, меняет ли цифру на нашем гробовом камне эта затяжка, если мы умерли не от рака лёгких? Если нам, если мне нравится курить, какого чёрта я буду себя ограничивать?

Есть такая вещь, как зависимость. Есть такая вещь, как лёгкость во всём теле. А есть такая вещь. Это когда ты сидишь на бордюре ранним утром, когда солнца ещё не видно из-за вытянувшегося города, машины с шумом только начинают проезжать мимо тебя, ты постукиваешь каблучком на своём красном ковбойском ботиночке и слышишь, как бумага трещит, черняя от огня. Ты куришь. Ты встречаешь рассвет. И если бы ты не курил, тебе бы никогда не было так хорошо и круто, как сейчас на этой бордюрке.

Мы курим в электричке, курим на улице, курии дома, в клубе, на концертах, в туалете, на балконе, на кухне, на парковке, мы курим со старыми друзьями, с родными, с бывшими парнями, с незнакомыми, со старшей сестрой, родившей вам племянницу, которая скоро тоже закурит. Мы курим, когда нам плохо, когда нам хорошо, когда стыдно, когда страшно, когда нам стрёмно или когда нам исполняется 27 лет. Мы курим даже там, где висят таблички, что это запрещено. Мы каждый день читаем совет минздрава на пачке и мы снова курим, курим как и сами здравоохранители каждое утро.

3. Секс

Потому что это надо. Потому что за это осудят только мать, когда вам ещё нет даже 14, осудит отец в церкви, осудит какой-нибудь очкастый парнишка на своём собственном ток-шоу и осудит тысяча людей, которые услышат о вашем сношении от прыщавой малолетки в трамвае с рекламой прокладок. Это наше настоящее, если что. И вот секс. Секс. Секс. Секс. У этого слова не должно быть значения. Просто это то, что все мы хотим сделать прямо сейчас. И я не понимаю тех, кто отказывается этим заниматься, кто уходит в монастырь, кто отрезает себе клитор или кастрирует своего бывшего мужа.

Секс. Это начинается по-разному. Это свечи в ванной комнате, это бутылка шампанского на старом диване, это утро на вокзале, это выезд рабочего коллектива в горы, это просьба полить цветы на балконе, это ужин, это повышение, это розовые таблеточки в бластере, это звонок в дверь, это ссора за стеной, это потерянный пульт от телевизора, новая квартира. Это всё секс. Это то, что стоит перед тем, чтобы дотронуться до человека, которого вы можете знать десять лет, а можете не знать вообще. Утро, полдень, вечер? Весна, зима? Город, деревня? СЕКС ПОВСЮДУ!

Секс - это удовольствие, который получит каждый, кто скажет, что он этого хочет. И никто из нас, ни вы, ни я - никто не нимфоман. Просто секс это точно такое же удовольствие, как если бы вы откусили сейчас кусочек от вишнёвого торта со взбитыми сливками, только с физическими затратами. Вы наверянка знаете, будет у вас секс сегодня или нет. И вы отворачиваетесь к стенке, делая вид, что устали, но он не даёт вам уснуть и спрашивает, не отключали ли сегодня воду.

Вы можете любить секс как физическое удовольствие. Как звук и осознание, что этой кровати скоро восемь лет. Можете любить вздох, проткрытый рот, сиреневые трусики рядом с будильником, можете любить впиваться в гладкую кожу ярко-красными ногтями, можете любить закрывать рот рукой, размазывая её помаду по нежным щекам, можете любить слегка покусывать сосок, можете любить, что угодно. Но у этого всегда будет одно название. Секс. Даже если, кто-то не оставит слегка жёлтое пятно на простыне, это будет секс. Секс с собакой вашего дедушки, секс с вашим покойным дедушкой, секс с внуком этого дедушки, секс с самим собой. Мазохизм, садизм, БДСМ, вуайеризм,  раптофилия, эретонофилия, педофилия, гомофилия. Это всё секс. Это моя библия, моё хобби, моя любовь - снова и снова оказываться рядом, чувствовать, как прилипает простыня к бёдрам, чувствовать, как становится горячо в воздухе. Это необходимо. Это то, от чего у меня самая большая зависимость.

Книги

Так начинается каждая ночь. Стоит прилечь на кровать, забраться под тёплое одеяло, как в руках оказывается она. Она может быть такой, какой захочется увидеть её сегодня. Это сотни страниц, пожелтевших по краю, надутых от воды и пропитанных запахом бабушкиной квартиры. А возможно это сотни ослепительно-белых страниц, злых настолько, что хватаются за кончики твоих пальцев и раздирают их в кровь. Ослепительно-белые страницы не таят в себе той необходимости прочесть, как книга, взятая с деревянного шкафа с узорчатыми металлическими ручками, почерневшими и возможно даже сломанными. Ослепительно белые страницы не называются классикой, они не хранят на себе пьесы, романы и повести. Ослепительно-белые страницы имеют малоизвестного автора, необычное название и отталкивающий, отвратительный пролог. Такие страницы улыбаются тебе противной улыбкой - она противна тебе, потому что ты знаешь, эти ослепительно-белые страницы хотят рассказать тебе всю правду о том, что тебя окружает, чему ты не так уж и много уделял внимания до сегодняшнего дня. Ослепительно-бедые страницы очень хотели бы, но не могут позволить победить добру в конце книги.

Именно такие книги читаю я. Не просто читаю, но ешё и, забывая о плохих качествах ослепительно-белых страниц, кромсаю свои пальцы, оставляя на страницах коричневые следы крови и круглые пятна от таких же ослепительно-белых чашечек с кофе.

Кто это сегодня? Алекс Керви или самостоятельный во всём Джон Кинг? Джефф Нун? Стюарт Хоум со своей невростенией? Дуглас Коупленд?

Я сижу ранним утром в кафе, пью этот шоколад. Воду только залили в автомат и шоколад имеет металлический вкус тех маленьких краников. Кафе пустует. Просто утро. А я уже что-то делаю здесь. Я читаю. Вдалеке от всего. Я просто зашла выпить кофе или шоколада со вкусом краников. А потом, снова порезавшись, взгялнуть в окно, когда солнце прилично набрало высоту над городом, увидеть вымерший город. А потом автобус, троллейбус № 7, я еду на распродажу книг с уже не ослепительно, но белыми страницами. Я трачу уйму денег на сотни злых страниц. Страниц, пропитанных пиаром, сексом, гомосексуализмом, деньгами, пласстмасовыми стульями, сигарами, кровью, наркотой, дорогими пиджаками и грязью, грязью, грязью. Эти ослепительно-белые страницы - грязь. И мне нравится это. Я читаю про грязь, я становлюсь как грязь, я делаю грязь, и я еду на троллейбусе № 7, чтобы купить ещё грязи. И пока я еду, я снова читаю эту грязь. Это и есть современная литература. Это и есть малоизвестные писатели - журналисты, порнозвёзды, бармены, редакторы газет, которым есть, что нам показать. Грязь! Ослепительно-белую, порочную грязь, которую я никогда не перестану читать..

Музыка

Так начинается каждое утро. Это случается со мной, стоит мне повернуть ключ в двери и ступить на лестницу. Маленькая чёрная кнопочка загорается синим, подъезд вспыхивает лёгким голубоватым свечением и утренняя тишина начинает рушиться. Приходит звук, шум, грохот, удары, лязги. Мы называем это музыкой. Все называли это музыкой. Ко всему этому через несколько лет добавится ещё и визг, и стон, и скрип. И это не поменяет своего названия. Это останется музыкой. Частью нашей жизни. Четвертью того, что нам приходится выслушивать каждый день.

Кино

Кино стало таким же, как и книги. Оно делится на классику, которую мы пересмотрели ещё в детстве, и на "другое кино", которое становится такой же весьма приятной грязью, как и современная литература. Это современное кино. Удивительная вещь. Сейчас считается стильным и модным всё, что оставляет тяжесть после своего ухода. От современного хорошего кино, снятого малоизвестными режиссёрами по сценариям малоизвестных сценаристов, пальцы не превращаются в исполосанные кровавые членики на твоей руке. От этого только тяжесть. Приятная тяжесть для тех, кто читает книги, по которым после снимают эти фильмы. И вот несколько сотен циничных любителей кокаина и мрачных стриптиз-баров становятся сумасшедшими режиссёрами, о которых знают лишь те, кто сам когда-нибудь придумывал точно такое же сумасшедшее. И тебя даже гордость берёт, что ты уже на 11 минуте фильма узнаёшь неординарность Дэвида Линча, бредовость Терри Гиллиама или непредсказуемость Стенли Кубрика. И, наверное, не только кайф, как от дорого наркотика, заставляет тебя искать новый фильм из фанра "другого кино", но и гордость, что ты вообще видел творения этих режиссёров.

Искусство

И опять же современное. Опять отвратительное, продажное, пахнущее сексом и нездоровой психикой. И опять несколько сотен незнакомых имён и фамилий, ещё столько же слов, которыми назваются жанры, в которых пишут эти сумасшедшие наркоманы-гомосексуалисты. Это становится нормально. Это всё та же приятная на вкус грязь современного искусства. И кто может разбираться во всём этом дерьме, вроде андеграунда, сюрреализма, псевдоснаффа, авангарда, арт-хауса? Только потребители грязи. Удовлетворённые своей жизнью, они пьют кофе в кафе с красными диванчиками, курят крепкие сигареты, на подземных парковках насилуют молодых девушек, заводят дорогих собак, ебут мозг своему редактору и цепляют ночную игрушку в модном клубе, угощая каким-нибудь коктейльчиком девочку с самодельной сумочкой и с розовым платочком на шейке. Это потребители современного искусства. Это те самые изготовители современного искусства. Это об их выставках мы не читаем в журналах, а узнаём от других потребителей грязи, это их порно-картинки в трёх рамочках фисташкового цвета мы видим на прилавке за пару тысяч. долларов. Это они устраивают благотворительные концерты и скупают все яблочные сигары в единственном на весь город табачном магазине до нашего прихода.

Материализм. Продажа себя

Мы продаём себя, чтобы купить кого-то другого. Торговые предприниматели, бутики, ателье, галантереи и салоны красоты деляют немыслимые деньги на наших желаниях, прихотях, на наших невозможностях обладать желаемым.

Мы уходим от себя, чтобы купить серебристое платьешко как в еженедельном журнале, чтобы стать ближе, чтобы стать чуточку схоже с этой очаровательной брюнеточкой в серебристом платьешке, так изящно держащемся на анорексичных плечиках. Но у нас нет таких плечиков, у нас огромные плечища, мы никогда не сможем купить ЭТО платьешко, сшитое точь в точь по фигуре брюнеточки, а потом ещё и отфотошопленное для сочетания с цветом страницы, на котором напечатана за немыслимые деньги эта брюнеточка, которая не видела своих родителей с того самого момента, как сказала им, что будет жить и работать в столице.

И, увидев очаровательный образ декадантной актрисы, мы идём в магазин. Мы покупаем пару дорогих чулков, мундштук, веер в сувенирной лавке, винтажное платье в горошек, заказываем в отелье серое пальто с кружевной отделкой точь-в-точь как на этой блондиночке рядом с брюнеточкой в серебристом платье.

Материализм. И миллионы денег уходит на вещи, которыми мы обладаем только тогда, когда с улыбкой отдаём свои деньги на кассе и держим эти яркие пакеты. Пока мы их хотим - они прекрасны, они прекрасны, когда мы появляемся в стильных зелёных сапожках в цвет с малюсенькой сумочкой. Когда мы, поправив причёску, полюбовавшись в зеркало на серое платьешко, так изумительно стройнящее ноги. И вот вам говорят, что вы замечательны, что они восхищены вашим вкусом, что в этом платьешке вы похожи на некую Элизабет Скотт. Эти вещи прекрасны, как тогда, ещё на вешалках. Но кто-то появляется в морковном платьешке на анорексичных плечиках. в этот момент, ещё раз полюбовавшись на себя в зеркале, вы замечаете затяжку на тех самых чулках, купленных в салоне, где даже на ценнике написана французская валюта.

Материализм. Продажа себя. Погоня за глянцевыми девочками, у которых нет косметичек - у них фотошоп, у них нет ничего, кроме денег и постоянной тошноты, потому что они ничего не едят, потому что их заебали эти фотосессии, серые платьешки, им не нравится их цвет волос, они хотят увиджеть старых друзей и родителей, а вместо этого они видят говорящий тональный крем. И тональный крем говорит им, что они красавицы, они неплохо поработали, но завтра их ждёт новая фотосессия.

Продажа себя.