Пространный смысл Пилота тонет в басах
Nirvan'ы, находя собственный смысл в Lumen, перетекает в сказочную Арию и
медленно переходить в психоделию Агаты Кристи, которая, в свою очередь,
медленно появляется в романтике Земфиры и более грубой реальности Наутилуса и
Кино, заканчиваясь спокойной музыкой Hooverphonic и, напоследок, музыка Яна
Терсена. И весь этот безумный коктейль кружится в терпком сигаретном дыме, утреннем
крепко-противном кофе и салатом с горьковатыми оливками, завершаясь куском шоколадного
торта с лесным орехом.
Темно-синий экран, на котором поднимается
солнце похожее на белый всполох посреди синей мглы над какой-то планетой,
мелодичное бульканье, сообщающее об отключении системы и разворот спиной к
ненависто-любимой клавиатуре. Раз-два-раз-два. Часы сегодня не сходят с ума,
похоже, они вообще порой забывают о том, что нужно двигаться вперед, а потом
бешеными темпами нагоняют упущенное, а ты понимаешь, что нужно было все делать,
когда стрелки прилипли к циферблату и, казалось, что все успеешь. Ничего не хочется
делать. Лень. Так лень бывает в 10 часов утра в выходной день, когда кажется,
что впереди еще целый день, а на работу или учебу нужно явится через целые сутки.
Минуты нравственного обвисания. Минута-две-пять. Эти минуты могут сложится в
час, а часы в день, дни в месяцы, а месяцы в года. Скучная и однообразная
жизнь. В мультиках рисуют людей в пыльных халатах, сидящих в креслах-качалках и
вся-вся комната вокруг затянута паутиной. Для них жизнь прошла.
«Сколько еще будет боли сколько?
Горько каждый день так странно горько,
Но
только роли не изменишь и только
Сколько будет еще боли сколько.
Зачем кричать, когда никто не
слышит.
О
чем мы говорим...
Мне кажется, что мы давно не живы
Зажглись
и потихоньку догорим»
Одна песня почти незаметно сменила другую.
Две песни, одна жизнь, три человека, десятки минут боли, сотни разрушенных
преград и пустота. Тупик.
Кресло медленно отъехало в сторону, в
руках будто сама собой появилась одежда и сразу же оказалась на теле. Мягкими бесшумными
шагами ступая по тонкой корке льда, сковавшего на ночь первые лужи, в небе
летят птицы, на деревьях они же поют приветственную песню весне. Весна. Дикий
кашель скручивает изнутри и вырывается наружу коротким лающим будто смехом. Нужно
бежать. С каждым шагом движения все резче, четче, будто кто-то гонится. Через некоторое
время приходит понимание, что стоишь на остановке и чисто на автомате садишься
на уходящий автобус.
Набережная. Как так получилось, что
полгорода осталось позади и сейчас, здесь на набережной, холодный ветер теребит
волосы, пробирается под куртку и упорно твердит, что нужно идти вперед. Мимо проходят
люди. Разные люди. Вот идет женщина с огромными пакетами.да, точно, рядом же
гипермаркет.она доходит то старенького давно не мытого «Пижо», ставит пакеты на
заднее сидение и, опасливо оглядываясь, выводит машину на проезжую часть, чтобы
в следующее мгновение резко нажать на педаль газа и уехать отсюда с продуваемой
всеми ветрами улицы. Строгая дамочка в берете деловито отталкивает плечом,
подвернувшегося по дороге молодого человека, который явно не понимает где он.
Парень, хмуро на нее оглядывается и просит закурить, замечая, что в пачке
осталось всего несколько сигарет. Через минуту он уже переходит дорогу, чтобы
подняться наверх в город и уехать. Мимо трусцой проносится грузный старичок в
огромных наушниках и громко сопит, обегая мешающего его пробежке человека. Да,
за спиной мост, впереди набережная, справа река, слева дорога. Шаг за шагом,
кирпич за кирпичом. Надписи на парапете фломастером и баллончиком, замазанные местной
ремонтной бригадой и стертые дождями и множеством рук. Навстречу двигается
парочка, судя по ощущениям, влюбленных. Да, вон у девушки в руках роза.не
заморозили бы цветок, жалко ведь, и так срезан.все мысли просто куда-то сбежали
из головы. В пачке кончились сигареты, а ларек будет через два или три дома, но
для этого нужно перейти дорогу. Идет очень хмурый человек, упорно что-то ища в
карманах, шаг к нему, на мгновение глаза встречаются и оба уже знают, что оба
хотят курить и оба не видят никого у кого можно было бы попросить одну
сигарету. По привычке в руку скользнула красная китайская зажигалка. Девять
рублей не так давно потрачены на красный кусок хрупкой пластмассы с небольшим
количеством горючего. Спички отсырели в кармане еще неделю назад, когда шел
мокрый снег, а куртка была на распашку, но все равно, они все еще лежали там.
Не так уж много людей в выходной день в
12 часов утра, нет, дня, на улице, тем более на набережной. В поле зрения
попалась лютеранская церковь, за ней выглядывал христианский собор, и
показывала свой купол мусульманская мечеть. «Церковный уголок» - в шутку
называли дети, приходившие сюда летом пленерить. Кстати, художка осталась
позади где-то с полчаса назад. Наверх, в город, к звенящему трамваю, к
многоголосой толпе, к тошнотворным запахам горячего мяса, терпких духов, вдыхая
загазованный воздух, пробегая мимо желтой кирпичной стены Ленинского рынка,
входя в толпу толстых теток, еле передвигающихся старушек и детей, которые норовят
сбить с ног, пытаясь пролезть между людей к лотку со сладостями.
Деньги на пластмассовом «блюдце» исчезают
в черной дыре киоска, а вместо них появляется пачка Winston'а. И все это в
абсолютной тишине. Хотя такая тишина вряд ли может называться абсолютной, ведь
из репродуктора каркающий мужской голос приглашал за покупками, визгливый голос
продавщицы с соседнего ряда сообщал, что она не могла обмануть или обсчитаться,
грубый бас призывал граждан к порядку и где-то с надрывом плакал ребенок. Нет,
наверх, к трамваю, по кольцевой, и к Масленикова. В клуб надо бы заехать. Нет,
сегодня обойдутся.
Мерный стук колес усыпляет, но нет,
нельзя засыпать, а то так можно и уехать вообще в другой конец города. За
несколько часов потеплело, или в трамвае было очень тепло, или здесь не
чувствовался ветер. Не суть важно. Трамвай со звоном остановился, с грохотом
открыл двери, выпуская наружу пассажиров и, еще раз звякнув, покатился дальше
по рельсам. Хм. Все таки не та остановка. «Та» была ровно на одну раньше. До клуба
всего пара минут ходьбы. К черту. Машина истошно вопит, скрипят шины об асфальт,
но перед глазами уже дорога и вот дом. Водитель черного новенького
дома-на-колесах грубо материться в открытое окно и медленно закипает. Потом,
понимая, что на него нет никакой реакции, сплевывает, и, резко надавив на «газ»,
уезжает по своим делам.
Дом-два-три. Красные кирпичные дома, театр-трамплин
и опять остановка.
Автобус. Длинный белый «Мерседес», с
надписью на стекле «за рулем стажер» и сонным кондуктором, которая даже с
неохотой берет у пассажиров деньги и отрывает им билеты. Больше всего эту
женщину средних лет в ярко-розовом свитере и темно-синей засаленной желетке
раздражают старушки-пенсионерки, подползающее со своими пенсионными, ведь нужно
взять какую-то штуку, которая больше напоминает пульт и отбить номер этого
пенсионного. В конце, на колесе, обнаружилось место, на котором не было мягкой
сидушки, поэтому люди не особо стремились его занять.
«Остановка «Дворец нефтяников», следующая
остановка.» Как дворец? В последний момент, практически на ходу.и автобус тут
же уезжает. 69. Опять ошибка. Опять не 96. Да и откуда бы 96 мог взяться на Театральной
площади, когда он никогда там не проходил?
Раз ступенька, два ступенька. кажется,
был такой детский стишок. но от него осталось только «раз ступенька, два ступенька».
Тяжелая дверь не сразу соглашается пропустить вовнутрь, но все таки не
оказывается не очень-то против. Какая-то девушка прошла мимо кивнула, за ней
две или три мелкие девочки с обижено поджатыми губами в огромных шапках, завязанных
под подбородком и тонких разноцветных курточках, что выглядело еще более
нелепо. Коридор, ступеньки, дверь, коридор, дверь. или как-то так. Последовательности
не было. «Раз-два-три и четыре! Раз-два-три и четыре! Тянем-тянем! Семь-восемь!
Раз-два.слушайте музыку! Пять-шесть-семь и восемь!» Дверь поддается легко,
перед глазами удивленное лицо Насти, которое в следующую секунду улыбается и
машет рукой, прося уйти и не мешать занятию. Вот откуда эти мелкие девочки на
входе были. Почти два часа дня. Пора выбираться из этого хитроумного сплетения
коридоров. Нет, на самом деле в них невозможно запутаться, если только не идти
в состоянии «придти уже куда-нибудь». Перед глазами какая-то стена, а в ней
дверь, как и множество дверей до нее. Сквозь спокойную музыку Hooverphonic
пробиваются басы и голоса. Нет, пожалуй, сюда сегодня заглядывать не надо.
Ноги сами вынесли в верхнюю галерею
дворца, где в очередной раз была какая-то ярмарка. Пора. Дверь опять с неохотой
поддалась, за что получила «дружеский» пинок. Захотелось зайти в «Метро». Повод
нашелся сразу: опять камертон то ли потерян, то ли забыт у кого-то. Третий камертон
чуть больше, чем за полгода. Такими темпами можно бросать курить, чтобы спокойной
продолжать терять камертоны.
Опять дорогу не по светофору, не по
переходу, опять злые от этого рожи водителей и сочувствующее взгляды проходящих
мимо девочек.
Подъезд, дверь, звонок. Тишина. Бессильно
опущенная голова и боль в ноге. Да, мягче нужно обращаться с дверью. Вот ползти
уже никуда не хочется. Где она? Неужели не придет?
Половина третьего. Опять весь день в никуда.
Тело все таки встает и медленно спускается с пятого этажа на улицу. Душно. Весна.
Прохладный ветер задувает в распахнутую куртку, норовя пробраться до костей. Уже
все равно.
Телефон, разрываясь басами рассказывает
что-то, что уже не вспомнить. Холодный монолитный блок у уха, а в блоке
задыхающийся от бега радостный голос:
- Амстердам или Париж?
«Отбой». Потом. Все позже. Все не
вовремя.
96. На этот раз ошибки не вышло.
«- Опять хочу в Париж.
- А что уже были?
- Нет, у же хотел»
Старый анекдот, который как нельзя лучше
передает состояние. «Сн.блк», «sms-сообщ.», «Париж» появляется на дисплее. «Отправить».
Резкий гудок - сообщение доставлено. Хоть кому-то хорошо. И еще целый
микрорайон пройти пешком, чтобы дойти до дома.
Четыре часа. Добрый вечер, соседи. Музыка
на полную громкость. Нечего стучать по батареям, сверлить стены и строить шкафы
в девять утра в выходной день. Я знаю, что вам завтра вставать в шесть утра. Терпите,
как я терплю.
Комментариев нет:
Отправить комментарий