Актерка - продолжение

Продолжение



День выдался длинным и хлопотливым, и неожиданное представление на площади словно отодвинулось назад, хотя и не забылось. Вечерами братья-княжичи принадлежали обычно сами себе. Бывало - носились допоздна по окрестным лесам, просто так - старший сам по себе, а младший - за компанию. Бывало - торчали у окна, глядя на закат, болтая ни о чем или обо всем на свете. Ярр любил эти недолгие часы; на всем свете не было у него ближе человека, чем младший брат.

В распахнутое окно тянуло ночной прохладой, на подоконник, высушенный солнцем, опустилась зеленая ветка. Над крышами домов, над маковкой княжеского терема догорала полоска заката. Ярр сидел на подоконнике, обхватив руками колени, и задумчиво смотрел куда-то вдаль.

- Ты меня прямо пугаешь, - донеслось из глубины комнаты. Бор растянулся на неширокой кровати брата и, закинув руки за голову, созерцал потолок. - За вечер трех слов не сказал. Что случилось-то?

Ярр молчал, не оборачиваясь. В полутьме горела лишь одна свеча. Теплое, едва уловимое ощущение легкой радости и света теплым птенцом поселилось внутри. Так не хотелось разрушать его.

- Расстроился, что ли? - понимающе спросил брат. - Радоваться надо, дурень, - невеста к тебе едет.

- Что? - непонимающе спросил старший брат.

- Невеста, говорю, едет к тебе. Уже весь двор знает, один ты как деревянный.

- А-а-а-а.

Он и забыл про это. Нынешнее утро казалось далеким и ненастоящим. Весь этот день в памяти вставала освещенная солнцем танцующая девушка с рыжими волосами. Каким цветом передать этот оттенок волос? Медным? Золотым? Морковным?

Ярр соскочил с подоконника и бросился к столу. Торопливо зажег еще две свечи, и опустившись на стул боком, но не замечая неудобства, принялся набрасывать на листе - вскинутые руки, широкий подол, разметанные ветром волосы.

- Что ты? - Бор с любопытством поднялся, остановился у него за спиной. - А. это ведь та актерка, да? Гляди-ка, похоже. Хороша девчонка, правда?

Ярр не отзывался. В ворохе разномастных штрихов постепенно проступали очертания будущего рисунка.

Постоялый двор на окраине города едва ли мог похвастаться тем, что его посещали знатные гости. Нет, посетители здесь не переводились, и трактир никогда не пустовал, и комнаты редко оставались незанятыми больше, чем на половину суток. Но все они были не из тех, в ком говорят - благородные. Незатейливый и простой народ, привыкший к грубым шуткам, крепкому пиву и тощим тюфякам на деревянных кроватях - было бы где голову приклонить. Оттого и плату в нем требовали не сказать чтоб великую; кошелек полегчает, конечно, но не треснет совсем; кормили просто и незатейливо - сыт и ладно.

Мастеровые, торговцы, что победнее, бывало - перехожие люди, не совсем уж нищета, однако ж и не из таких, что с охраной путешествуют. обветренные, загорелые лица, мозолистые руки да деревянные башмаки - вот таких постояльцев привык видеть у себя хозяин. С раннего утра до позднего вечера он крутился, как белка в колесе; может, оттого и пользовалось его заведение заслуженно доброй славой.

Но вот такого, как нынче, видеть ему не приходилось.

Не иначе, как дорогой ошибся с утра этот юноша - богато, хоть и скромно одетый (глаз у хозяина наметан, не впервой), в высоких, хорошей выделки сапогах, с длинным кинжалом в богато изукрашенных ножнах. Такие не ходят по улицам в одиночку, такие обычно путешествуют верхом либо в каретах, да с сопровождающими. И этот был верхом, и конь его - вон, у ворот привязан. Знать бы, что ждать от такого посещения, и что за нелегкая принесла его сюда. а нелегкая та - вон, пестро разрисованный фургон с улыбающейся физиономией на боку. Шел, говорит, мимо и увидел. всегда хотел поближе на бродячих актеров посмотреть.

Что ж, хозяин и сам был охоч до заезжих музыкантов и танцоров, но он что - черная кость, немудреным шуткам рад. А этому что нужно здесь? Разговаривал юноша учтиво, не так, как обычно знатные - пару слов сквозь зубы кинут, скажи спасибо, если в рожу не двинут. Благородные. Все честь честью - спросил, здесь ли странствующие комедианты остановились. Когда хозяин закивал - здесь, мол, господин, да вон - на заднем дворе репетируют, юноша кивнул и спросил даже - можно ли пройти посмотреть. И вправду, странный.

И только потом, проводив неожиданного гостя к черному выходу и оставив на выметенном дворике в тени большого вяза, хозяин увидел, как сверкнул на его груди медальон с выточенным на нем соколом. И охнул: княжич! - и склонился до земли. Юноша, впившись взглядом в тонкую фигурку у фургона, не обратил на этот поклон ровно никакого внимания.

- ..три, четыре, поворот, поклон. Яса! Здесь поклон, а не сгибание в пояснице! Что ты, как деревянная! Давай еще раз. мягче, мягче! Ты же зрителям улыбаешься, а не рыбу ловишь! Тис, еще раз этот кусочек. Раз, два, три, четыре.

Старый клоун, блестя под утренним солнцем обширной лысиной, сидел, скрестив ноги, на стареньком коврике и, разрубая воздух ладонью, отчитывал повторявшую несколько одних и тех же танцевальных па невысокую девушку. Худое лицо с дорожками морщин - строго и жестко, нет и следа вчерашней приветливости. Не надо было быть актером самому, чтобы понять - идет репетиция. Девчонка-танцовщица не то новый танец учит, не то старый заново вспоминает. Чуть поодаль, у фургона, сидел в такой же позе - прямо в пыли - мальчишка, деловито орудовавший иглой над собранным из разных заплат большим куском материи. Светло-русая макушка опущена, неутомимо снует игла в тонкой руке. Для него танец привычен, как для Ярра - речи в княжеской Зале; эка невидаль - репетиция.

Никем не замеченный, Ярр стоял у старого вяза, наблюдая, как терпеливо, неутомимо девушка повторяет одни и те же движения, и в очередной раз поражался сходству и различию фехтовальных и танцевальных элементов. И - для него это лишь нудная, но необходимая обязанность, для нее же - удовольствие; так можно заниматься лишь по настоящему любимым делом. Какое удовольствие, почти наслаждение светилось в каждом ее жесте, каждом повороте, наклоне головы - а ведь это тяжелый труд, которым маленькая труппа зарабатывает себе на жизнь. Право слово, такой увлеченности и сосредоточенности прежде ему видеть не приходилось.

Подлетевший мохнатый щенок громко облаял незнакомца, выдав тем самым его присутствие, и Ярру ничего не оставалось, как выйти из-за дерева и поздороваться.

Старик посмотрел на незваного гостя едва ли не враждебно, мальчишка - удивленно, а девушка. несколько коротких мгновений она была еще там, внутри себя, в глубине танца, - и только потом тряхнула головой, и лицо ее осветилось лукавой улыбкой: узнала.

Сегодня на ней было старое серое платье, волосы стянуты в узел на затылке - только надо лбом выбиваются несколько пушистых завитков, и ничем не напоминала она фею, танцевавшую вчера на площади. Просто худенькая девчонка с острыми локтями, вздернутым носом и россыпью веснушек на щеках. Но вот она взглянула зеленовато-серыми глазами, и Ярр ощутил, как стукнуло невпопад сердце. Взглядом этим - добрым и открытым - она напомнила ему мать. Он сразу вспомнил ее имя - звонкое, как колокольчик - Яса.

- Здравствуйте, господин, - первой поклонилась Яса. Как не поклониться знатному юноше, который вчера был таким щедрым - денег, высыпанных им в потрепанную шляпу, хватит на месяц, если не больше. Обычно маленькая труппа не зарабатывала и половины вчерашней выручки.

И вот уже мальчишка вскочил и склонился в поклоне, и старый клоун смотрит хоть и хмуро, но без прежнего неудовольствия. Странное дело, в этих почти нищих людях Ярр не увидел того подобострастия и униженности, что встречалась ему в бедняках-крестьянах, торговцах, подчас даже в ремесленниках. Чувствовалась в актерах странная гордость, чувство собственного достоинства, которое можно встретить лишь в уверенных себе и независимых людях. Независимых - отчего бы? Они-то ведь зависят как раз от очень многого - от щедрости зрителей, от расположения полиции, от. да хотя бы и от капризов погоды. А вот поди ж ты. Будь ты хоть тысячу раз знатен, улыбки этих людей могут стать искренними лишь тогда, когда ты этого заслужишь.

Тем не менее, они все-таки пригласили его "отведать, что Бог послал", хоть это всего лишь ячменные лепешки, и разговор завязался, как и полагается.

.Старый клоун Агель был старшим в этой маленькой труппе, но, вопреки ожиданию, не отцом девушке и мальчишке Тису. Ясу он подобрал в одной из деревень - родители девочки умерли от непонятной болезни, а малышка уже в шесть лет была на удивление гибкой и прыгучей. Тис приходился старику племянником - не родным, скольки-то-там-юродным, но все же - родная душа. Агель и Рада, жена старого клоуна, умершая два года назад, воспитали мальчишку как своего. Раньше труппа была большой, и выступления - не чета нынешним, но со смертью Рады все развалилось почти в одночасье. Подался в столицу Арлекин - молодой Вит, надежда труппы; умерла от лихорадки толстая Жаклина, шившая замечательные костюмы. Но жизнь продолжается. сейчас вот новую пьесу разучивают, а потому если господин придет на выступление завтрашним вечером, то наверняка увидит что-нибудь интересное.

Из осторожных недомолвок Агеля Ярр понял, что в бурном его прошлом были дела, которые не для всяких ушей, а потому сложностей с властями труппа старается избегать. Что это за дела и какие счеты у полиции с бродячими актерами, Ярр, понятно, выяснять не стал. Нелюбопытство его растопило отчуждение, и уже совсем скоро разговор перестал быть натянутым.

А Ярр, отвечая и спрашивая, все смотрел, смотрел на нее - чудо чудное, поманившее его вчера на площади, косыми внимательными взглядами вбирал каждую деталь - и чуть впалые щеки (недоедает), и тонкие, но сильные руки с крепкими мышцами (гимнастка!), и слегка приподнятую верхнюю губу, придававшую лицу выражению веселого лукавства. И на себе ловил такие же быстрые, короткие взгляды. Ниточка протянулась меж ними - нищей девчонкой-актеркой и княжеским сыном; не актерка и княжич они теперь - просто люди, почти ровесники. в зеленоватых глазах девушки порой проскальзывала печаль. Интересно, о чем она думает?

Солнце было уже высоко, когда Агель поднялся и проговорил хмуро:

- Вы уж простите нас, господин Ярр, но только некогда нам болтать. Двигаться пора. Полдень, самое время для выступления. Вчера вон как повезло; авось и сегодня не хуже будет.

Ярр поднялся и хотел было протянуть руку девушке. Но Яса, на мгновение опередив его, одним гибким движением поднялась и отряхнула платье. И поклонилась:

- Простите, господин. но нам и вправду пора.

Агель хмуро взглянул на нее и зашагал к фургону. А Яса потупилась и отвернулась. Пару секунд стояли они друг против друга и молчали. А потом у девушки вырвалось:

- А вы. приходите нынче вечером. Костер разведем, песни петь будем, хозяин позволил. Придете?

И - вспыхнула вдруг, залилась густым румянцем до самых ушей. Ярр осторожно коснулся ее руки. какие прохладные и твердые пальцы.

Яса отняла руку и посмотрела него строго и осуждающе. А потом улыбнулась - и, развернувшись, пошла к фургону. В руке Ярра задержалось на мгновение ощущение ее маленькой ладони. и запах ее волос - сухой, прогретый на солнце аромат осенней травы.

Ярр пришел на постоялый двор на следующий день. И на третий. И на четвертый.

Никогда еще с ним не происходило ничего подобного. Странное дело - рядом с этими совершенно чужими ему людьми Ярр чувствовал себя легко и спокойно - так, как в детстве, когда жива была мать. Удивительное чувство покоя, свободы и защищенности охватывало его всякий раз, едва он видел обращенные к нему зеленовато-серые глаза девушки, слышал ее мелодичный голос. Он хохотал над шутками Тиса и учил мальчишку фехтовальным приемам. Принес свои краски и кисти и заново разрисовал облезлый фургон, удостоившись одобрительного ворчания Агеля. Наблюдая, как на его глазах рождаются немудреные пьесы, предложил подправить текст - и актеры после недолго колебания согласились, и текст вправду стал чуть лучше - так, по крайней мере сказала Яса.

Это оказалась тяжелая работа - то, что иные принимают за праздник. Сколько пота и слез стоит, оказывается, за каждым движением, каждым поворотом головы, каждым словом или звуком скрипки или тонким, звенящим голосом. Устроившись в углу двора, чтобы не мешать, Ярр наблюдал за репетициями труппы. И, глядя на Ясу, улавливая порой в танце знакомые движения, поражался сходству и различию воинской и танцевальной науки.

Может быть, думал он, дело здесь не в движениях даже, а в отношении к ним. Для него, Ярра, ежедневные упражнения с мечом - лишь обязанность, порой доходящая до искреннего удовольствия, но все же - обязанность. Для девушки-актерки танец - жизнь. Нет, не жизнь даже - душа. Стоило однажды взглянуть, как неутомимо и самозабвенно оттачивает она каждое движение, как радуется, когда из хаоса отдельных поворотов получается - рисунок. Она готова была повторять одну и ту же танцевальную фразу по сотне раз, если считала, что есть в ней мелкая, незаметная постороннему глазу шероховатость. И если в обычной жизни Яса производила впечатление замкнутой и, пожалуй, угрюмой, то на выступлениях преображалась до неузнаваемости. Из облика маленькой бродяжки снова выглядывала юная фея.

Во второй же день Ярр принес из дома кипу бумаги и коробку с угольками. Пальцы сами плясали по листку, радуясь привычному делу; из быстрых штрихов возникали взмах рук, заброшенный ветром на плечо завиток волос, подол платья. Агель, подойдя как-то и взглянув через плечо, только крякнул. И отошел, не сказав ни слова.

Самый удачный набросок Ярр подарил Ясе. Девушка вспыхнула и покраснела, но ответила неожиданно:

- Спасибо, господин Ярр. Только оставили бы себе. нам куда? На стенку не повесишь, а в дороге поистреплется.

Ярр обиделся вначале, но, поразмыслив, понял, что она права. Действительно - куда им?

Поздними вечерами, уже в сумерках, на заднем дворе зажигали костерок. Хозяин трактира, по счастливой случайности, оказался охочим до песен и сказок, и постояльцы, радуясь невиданно низкой плате за комнату, охотно веселили его почти до полуночи. Пел чаще Тис - у мальчишки оказался негромкий, но чистый и верный голосок, и песен он знал множество. Яса петь не умела вовсе, но мастерски рассказывала сказки. Эти минуты остались в памяти Ярра как драгоценность: блики пламени скользят по лицам сидящих кружком людей, негромкий голос смешивается с треском полешек в пламени, кухарки порой утирают глаза передниками. И уже не важно, кто с кем сидит рядом; с иными из них Ярр - княжич - днем и словом никогда бы не перемолвился, а вот поди ж ты - бок о бок слушают, закрывая глаза, и у каждого перед глазами стоит своя собственная сказка.

И сказка эта стократ драгоценнее, если Яса повернется, подбрасывая хворост в огонь, и медные ее распущенные кудри случайно коснутся его плеча.

Он боялся коснуться ее руки, боялся сказать лишнее слово, чтобы не обидеть девушку. Таких, как она, княжич мог бы взять десятками - на день, на два, как игрушки, и никто бы слова ему не сказал. Он знал это, но никаких прав ему это знание не давало, потому что Яса - одна такая на всем свете. И не девчонка-простолюдинка она - благороднее, чем у иных дам, каждое ее движение, и наклон головы, и строгие взгляды. Подумать лишь, что несколько дней назад, он не знал, где живет его счастье. За одно ее слово он мог бы достать звезду с неба, как те царевичи, о которых она рассказывала.

Возвращаясь домой уже в темноте, Ярр, не зажигая свечи, бросался на кровать и блаженно закрывало глаза - перед внутренним взором вставало ее лицо. Рукава его рубашки, казалось, хранили слабый аромат ее рук - запах сухой, нагретой солнцем травы на закате. Потом вскакивал и хватался за кисти.

Теперь он рисовал стремительно и ярко - словно пел, и каждый его рисунок дышал радостью. За несколько дней Ярр похудел, глаза его светились счастливым огнем, и только слепой мог бы не заметить этого.

- Зачем она тебе? - недоумевая, спросил его Бор.

Брат знал, конечно, обо всем - у них не было секретов друг от друга. И - Ярр видел - силился понять, но не мог. Кажется, впервые в жизни не мог понять. а может, посчитал очередной причудой спятившего братца. Ярру было почти все равно.

- Девчонок в городе пруд пруди. не одна, так другая. на два дня - не все ли равно, кто?

- Ты не понимаешь, - тихо сказал Ярр. - Она не такая, как все.

- Актерка, - пожал плечами Бор. - Какая разница-то - актерка ли, прачка ли, кухарка? Ты ведь не жениться на ней собрался.

- Молчи, брат, - едва слышно промолвил Ярр. - Молчи.

Бор помолчал. А потом проговорил только:

- Ох, смотри, Ярр, смотри. Зная тебя.

И ушел, не желая продолжать разговор.

В прежние времена Ярр, наверное, озадачился бы, а может, и обиделся вовсе. Но не сейчас. Сейчас его несла, словно на крыльях, та необыкновенная легкость, что снова вернулась в его душу после знакомства с Ясой. Давно, как давно не чувствовал он ничего подобного.

Это были самые длинные и самые короткие дни в его жизни. Пролетели они - всего пять - стремительно, словно пять мгновений.

На шестой день Ярру удалось освободиться только к вечеру. Солнце стояло уже низко, и от деревьев на траву протянулись тени, когда он, оседлав коня, привычным маршрутом двинулся по улицам города. Сегодня он обещал Ясе закончить ее портрет; следовало поторопиться, пока опять не зарядили дожди и достаточно света. Коробочки с красками побрякивали в притороченной к седлу суме.

По обыкновению, на постоялом дворе было людно, и если кто и обратил внимание на неброско одетого юношу, то скорее как на владельца красавца-коня. Ярр опасался не застать актеров - мало ли, может, уже началось выступление. Но хозяин кивнул ему, и Ярр с облегчением увидел на заднем дворе знакомый яркий фургон.

У костерка на корточках сидел Агель и что-то помешивал в котелке над огнем. От котелка поднимался пар. Ярр принюхался и поморщился. Клей.

- Добрый день, Агель, - поздоровался он.

- И вам не хворать, - буркнул старик мрачно.

- А Яса где? - весело спросил Ярр, не обращая внимания на мрачность клоуна. - Мы. я обещал ей рисунок сегодня закончить.

- На рынок она пошла, - сообщил Агель. - И Тис с нею...

- Жаль, - огорчился Ярр. - Я всего на пару часов смог выбраться.

Старик покряхтел и поднял на него темные глаза. Ярр поежился - таким пристальным и оценивающим показался ему этот взгляд.

- Вот что. господин Ярр, - Агель похлопал рукой рядом. - Присядьте-ка. разговор у меня к вам.

Ярр послушно опустился прямо на землю. И улыбнулся мягко:

- Я слушаю вас.

Агель опять покряхтел, пожевал губами. Отвернулся.

- Вот что. господин Ярр. Дело такое. деликатное. Словом. просить я хотел.

Ярр усмехнулся про себя. Этого можно было ожидать, странно лишь, что старик так долго медлил. Чего, интересно, он попросит? Денег? Уладить дела с полицией? Бумаги выправить? Коня нового?

- Дело такое. - повторил Агель. - Вы. уж не обижайтесь, господин. вы перестали бы к нам ходить.

- Что? - не понял Ярр.

- Не ходите, говорю, к нам больше, господин. Не в обиду вам будь сказано, но. мы ведь для вас как игрушка. А мы. тоже люди живые. Не за себя я прошу, господин Ярр, - за Яску.

- Ч-что? - ошеломленно проговорил Ярр.

- За Яску, да. Я ведь вижу, какая она ходит все эти дни. На себя не похожа. То смеется, то плачет. она гордая, слова мне не скажет, но глаза-то есть у меня. Полюбила она вас, не иначе. А ведь она вам не пара, господин Ярр, и вы это знаете. И Яска это знает, оттого и молчит. У вас, поди, и невеста есть или скоро будет. вы поиграетесь с ней и бросите, а она. как бы не вытворила что. Она ведь как дитя. но если полюбит, так на всю жизнь. Мать ее такая же была. Забыть вас не сможет. А вы. Не дело это, - старик говорил сбивчиво и хрипло, торопливо. - Пока еще не поздно, пока можно поправить - уйдите вы ради Бога, не мучьте ее. и себя, - вырвалось вдруг у него. - Вы ее забудете. и Яска - сможет. Мы поможем, я и Тис. Может, потом хорошего человека встретит. А так.все равно у вас жизни не будет. Она вам не пара.

Ярр молчал, стискивая пальцы.

- Вы же никогда не полюбите ее так, как равную. Она всю жизнь вам игрушкой будет, потому что ровней вам никогда. никогда. Да, наверное, и батюшка ваш не одобрит. Уж не знаю, кто вы, господин Ярр, но вижу, что птица не из простых. Так зачем вам позор на себя навлекать - актерку в жены? Богом молю, оставьте вы нас в покое. Вы и так уже для нас сделали столько, что. вовек не забудем. Мы уедем завтра. днем отыграем последний раз и уедем. Пока не поздно, уходите вы, и мы будем вас вспоминать добрым словом, молиться за вас будем. Чтобы не пришлось проклинать вас. уйдите!

Агель неожиданно всхлипнул и вытер рукавом глаза.

- Простите, господин Ярр. Правда, уйдите лучше.

Ярр медленно поднялся. Ошеломленный, он смотрел на старика, потом попытался что-то сказать, но горло свело неожиданной судорогой. Резко развернулся и бросился к воротам. Вскочив в седло, пришпорил коня - пыль взвилась из-под копыт.

Старик грустно посмотрел ему вслед - и выругался. В котелке выкипал забытый клейстер.

Уже затемно, самым последним, Ярр въехал в закрывающиеся городские ворота. Стражники с удивлением посмотрели на измученного коня, облитого мыльной пеной, на мрачного, не меньше измотанного всадника, но, признав в скудном факельном свете княжеского сына, не сказали ни слова. Впрочем, если б и сказали, тот едва ли в состоянии был им ответить.

Несколько часов он гонял вскачь по полям вокруг города, останавливаясь лишь на краткие мгновения, чтобы дать передых коню. Встречный, рвущийся в лицо ветер пытался и никак не мог сдуть мелькающие перед глазами разноцветные искры. В голове едва слышно звенело, мысли путались. Ему хотелось то кричать во весь голос, то молиться, то смеяться взахлеб.

Она любит его? Любит, нет никаких сомнений! Господи, он и мечтать не смел. ясные серые глаза, звонкий голос, спокойствие, что снисходит на его душу при одном только появлении этой девочки. За что ему это счастье? Любит!

Любит ли? А если старик ошибается?

К черту, сегодня же, сейчас он помчится к ней, прямо посмотрит в глаза и все, все скажет. Ему жизнь не мила без нее. только бы Агель не ошибся! Плевать на все, на чужие сплетни, на недоверие, на. Он придет к ним, возьмет Ясу за руку и скажет ей все, что собирался сказать все эти несколько таких долгих дней. Он сделает ее своей женой и княгиней.

Уже начинало смеркаться, когда Ярр опомнился. Если он не успеет в город до закрытия ворот, то ночевать ему придется в лесу. Не самое лучшее место, если честно. Он пустил коня галопом. Прямо сейчас кинуться туда, на постоялый двор. к ней.

Ярр поймал на себе недоумевающие взгляды стражников и опомнился, оглядел себя. Усмехнулся. Хорош. Сам облеплен грязью и пылью с ног до головы, конь едва дышит, глаза, наверное, шальные. И очень хочется есть.

Завтра, сказал ему разум. Завтра с утра.

Сейчас, закричало сердце. Прямо сейчас.

Конские копыта звонко стучали по мостовой. Темнота скрадывала очертания домов, делала улицы совсем незнакомыми. а может, это возбуждение играло с ним злую шутку. Ярр даже не удивился, когда из переулка послышался такой же стук копыт - наверное, это волшебник какой-нибудь из детской сказки - вот сейчас покажется высокая фигура в белом плаще до пят и остроконечной шляпе.

Но фигура оказалась совершенно обыкновенной, лишь закутанной в темный плащ. Всадник рысью проскакал совсем рядом с ним - и вдруг резко осадил коня.

- Ярр!

Бор оказался рядом мгновенно, перехватил поводья его коня.

- Где тебя носит? - голос его был уставшим и встревоженным.

- Что-то случилось? - Ярр все никак не мог вернуться со счастливых небес в этом странный мир, где всем от него что-то нужно.

- Отец тебя ищет, - негромко проговорил Бор, выпуская его поводья. - Давно ищет. и, кажется, гневается. Я знал, что ты будешь там, - он мотнул головой в сторону предположительно постоялого двора. - Езжай. Я хотел предупредить тебя, поторопись. и знаешь, не перечь ему. Все потом.

- Спасибо, брат. - Ярр тронул коня.

- Погоди, - Бор тронул его за рукав, вгляделся в лицо и хохотнул. - Ты прежде, чем к отцу идти, лимон съешь.

- Зачем? - не понял Ярр.

- У тебя рожа сияет - луны не надо. Что, сладилось дело?

- Иди ты. сам знаешь куда.

- Сам иди, - опять хохотнул Бор. - Тоже знаешь куда.

В тереме, против ожидания, все было спокойно, словно никто и не хватился, не заметил его долго отсутствия. Во дворе, освещенном светом факелов, звонко гоготала сменившаяся стража; пахло свежим хлебом и конским потом. Ярр бросил поводья служке, торопливо простучал сапогами по темной лестнице. В коридоре было пусто.

Стянув мокрую от пота рубашку, Ярр крикнул, чтобы подали умыться, торопливо, шипя сквозь зубы, пригладил гребнем темные, растрепанные пряди. Сапоги пыльные. ладно, ничего. Зачем, интересно, он нужен отцу?

Подходя к покоям князя, Ярр столкнулся с молоденькой служанкой - та торопливо посторонилась и хихикнула, прикрываясь рукавом. Неужели правда у него "рожа сияет - луны не надо?". Ярр пригладил волосы, коротко вздохнул. За дверью слышались негромкие, явно раздраженные шаги - Ираан почти бегал по комнате из угла в угол. Ярр коротко постучал, шагнул.

- Звали, отец?

- Звал. - князь раздраженно махнул рукой. - Заходи.

Ярр сделал несколько коротких шагов - и оперся рукой о край стола. Вдруг сразу кончились силы. Навалилась усталость, ноги стали ватными. В большой комнате горело лишь несколько свечей, углы терялись в темноте. Едва уловимый запах каких-то трав и вина витал в воздухе.

- Сядь, - бросил князь, пристально глядя на сына. - Что бледен так?

Ярр пожал плечами. Говорить не хотелось.

- Устал от трудов праведных? - ехидно осведомился князь. - Или от иного чего?

Ярр вскинул глаза на отца.

- Что, не догадываешься, зачем я звал тебя?

Ярр молча покачал головой, пытаясь скрыть предательскую краску, расползающуюся по щекам.

- Нет, значит. Ладно. На, читай.

Он швырнул на стол перед сыном два листа бумаги, исписанных мелким, неразборчивым почерком.

Некоторое время в комнате было тихо. В закрытое окно с жужжанием билась муха, со двора неразборчиво и глухо доносились голоса. Наконец Ярр отодвинул листы. И легко улыбнулся.

- Можешь ты мне объяснить, зачем ты туда таскаешься? - хмуро, но пока еще мирно поинтересовался князь. - Ну, я понимаю, приглянулась девка. ну, раз. ну, два. Но что ты там каждый день делаешь? Да еще на виду у всех. подарки ей даришь.

"И это донесли", - подумал Ярр. Неожиданно накатил смех, и он закашлялся, чтобы скрыть неуместную веселость.

- Смешно тебе? - уже закипая, прищурился князь. - Черт те чем занимаешься, позоришь меня и себя - и смешно тебе! А мне вот не смешно ни капли. Дожили. тайный приказ донес! На постоялом дворе ошиваешься. и это мой сын, будущий князь! Накануне помолвки!

Яр поднял голову и прямо и твердо взглянул князю в глаза.

- Отец, я люблю ее.

От неожиданности князь поперхнулся - и изумленно взглянул на сына:

- Ч-что?!

- Я люблю ее, - тихо и упрямо повторил Ярр.

- Молчать! - тяжелый кулак с грохотом впечатался в столешницу. - Чтоб я больше об этом не слышал! Щенок! Скажите, пожалуйста, любовь у него! Сказать тебе, как она называется, любовь твоя? Ты не об этом должен думать теперь, не об этом! До приезда Ирайны - три дня, а ты. И думать не смей! Мне плевать, поимей ты хоть всех прачек и шлюх в городе, но не сейчас, сын, не сейчас. подожди немного! У тебя, кроме того, что между ног, еще и голова должна быть на плечах.

- Я люблю ее, - опять повторил Ярр. Кончились слова, осталось лишь упрямое: будет так.

Князь резко развернулся и, тяжело ступая, подошел к сыну, схватил его за ворот.

- И не думай даже, - выговорил тихо и зловеще. - К тебе невеста едет. Узлом завяжи, если невтерпеж, но до приезда посольства - со двора чтоб ни шагу. А эта девка. сгною, - пообещал он.

Ярр отшвырнул отцовскую руку. Молча, коротко поклонился, развернулся на каблуках и стремительно вышел, бешено хлопнув дверью.

Свеча, потрескивая, оплывала, воск скользил к основанию и застывал на вычурных завитках подсвечника причудливым узором. Ярр молча следил за ним, вырисовывая на бумаге завитушки. Рука набрасывала контуры сказочных химер, замков, башен, диковинные цветы. вот в завитках волос проступило угловатое плечо и вздернутый нос. Ярр скомкал исчерканный листок.

Окно было распахнуто, снаружи изредка доносились звуки колотушки и крик ночного сторожа: "Спите, добрые люди! Все спокойно!". Спокойно, ага. Очень. И на душе у сына князя совсем спокойно. И твердо.

Резкий стук в дверь прервал его мысли, заставил вздрогнуть. Из коридора донесся негромкий голос:

- Не спишь, брат?

Бор стремительно ввинтился в дверной проем, захлопнул тяжелую створу и заложил засов.

- Свечу потуши, - скомандовал он шепотом. - И окно прикрой.

- Что случилось? - Ярр послушно выполнил его приказ.

- Случилось, - Бор - очень похоже на князя - мрачно усмехнулся. - Ты чего нынче отцу наговорил?

Ярр вопросительно посмотрел на него.

- Не понимаешь. - Бор снова усмехнулся. - Ну-ну.

- Что случилось? - повторил Ярр.

- Да ничего особенного, - язвительным полушепотом откликнулся брат. - Довел ты отца здорово. Завтра утром будет объявлен приказ - всем бродячим актерам, музыкантам и прочему сброду для выступления во всем княжестве нужно будет специальное разрешение. Сроду такого не бывало! А эту твою. актерку. в общем, арестуют их завтра утром. Но! - он поднял ладонь, - я тебе этого не говорил.

Ярр стоял, не шевелясь.

- Езжай давай, если хочешь, - Бор мотнул головой. - Стража на воротах - моя, они тебя выпустят. Предупреди этих акробатов, пусть мотают куда подальше да побыстрее. Это все, что я могу сделать.

- Понятно, - выговорил Ярр наконец.

Решение пришло мгновенно и казалось теперь единственно верным и правильным - так, что смешным казалось, что он мог сомневаться несколько минут назад. Да, все верно. Иного пути и быть не может.

Видно, что-то отразилось на его лице, потому что Бор, словно испугавшись, схватил его за руку:

- Что ты задумал?

- Все просто, - отозвался Ярр почти весело. - Все совсем просто.

Он шагнул к сундуку, с резким скрипом откинул крышку. Пара рубашек, краски и кисти, матушкин медальон да теплая куртка - невелика ноша. Одеться потемнее и попроще. а хлеба и мяса можно утянуть с кухни. Деньги. ладно, сколько есть, им много не нужно.

- Что ты задумал. - прошептал Бор, понимая. - Ты соображаешь, что делаешь?

- Так будет лучше, - отозвался Ярр. - Ты ведь хочешь княжить, брат?

- Ты.

- Да, - кивнул Ярр. - И ты мне поможешь. Нам нужно уехать до утра как можно дальше от столицы. А отцу я напишу. И. вот еще что.

Присев к столу, он вытянул лист из кипы, валявшейся на столе, придвинул к себе чернильницу. Перо летало по бумаге, не останавливаясь, - слова ложились быстро и безошибочно, словно диктовал кто-то. И по тому, как точно находил он, раньше мучавшийся над письмами по часу, нужные слова, Ярр чувствовал, что прав. Он не смог бы объяснить, но знал это. Единственно верный путь.

Бор стоял неподвижно.

- Смотри, - Ярр протянул ему три листа. - Вот эти два ты найдешь в моей комнате завтра утром. как можно позже. А это - это нужно будет объявить публично. ну, ты знаешь.

Бор пробежал глазами четкие строчки - и отступил.

- Да ты спятил! - крикнул он, бросая листы на стол.

Ярр улыбнулся.

- Ты не первый, кто говорит мне об этом сегодня, - сообщил он весело.

- Брат, ты рехнулся! - Бор, оглянувшись, наглухо закрыл окно, точно боялся, что обезумевший брат выскочит прямо сейчас. - Зачем тебе эта девчонка? У тебя будет еще сотня таких же. да ты только прикажи.

- Не надо мне сотню, - покачал головой Ярр. - Она одна. Ты ведь сам знаешь. Ну, кому еще я могу доверять на этом свете, кроме тебя?

Некоторое время Бор молчал.

- Ты хоть понимаешь, что отец сделает с тобой, если вас поймают? И с ней тоже?

- Нас не поймают, - почти весело отозвался Яр. - Если ты сейчас не станешь медлить и причитать, как девица, а поможешь мне, то - не поймают. У меня хороший конь.

Бор молчал.

- Брат. - Ярр придвинулся совсем близко, взял его за локти. - Подумай лучше о том, что остается тебе! Ты ведь всегда этого хотел, правда?

Бор опустил глаза.

- Не надо, - ласково проговорил Ярр. - К чему нам врать друг другу. Ты будешь достойным правителем, гораздо более достойным, чем я. И ты всегда это знал. И я тоже знаю. И отец. так будет лучше, поверь! Для всех - для отца, для тебя, для княжества. Ну, что поделать, не гожусь я в короли. Так я лучше сам уйду, чем потом меня будут проклинать. и сам я буду проклинать себя, если не уйду сейчас. Князь разозлится, но потом. он поймет, что я прав. И... так будет лучше для всех. Честно.

- Что я должен сделать? - тихо, с усилием выговорил Бор.

Ночные сквозняки колебали неровное пламя факелов, и лица тех, кто ехал по городским улицам этой ночью, могли остаться неузнаваемыми - темнота играла с ними причудливые шутки. Лошади ступали шагом, но колеса фургона, в темноте казавшегося черным, грохотали слишком громко.

Ворота распахнулись со слабым скрежетом, и звук этот полоснул ножом по сердцу. Из темного провала там, впереди, пахнуло теплым воздухом со слабой примесью трав.

- Ну что. - Бор остановился, спешился и передал брату поводья. - Держи.

Ярр, соскочив с козел фургона, кивнул. Одернул куртку, поправил притороченный к седлу коня узелок.

- Ты ничего не знаешь, Бор, ладно? Я ничего, совсем ничего тебе не говорил. Отец. лучше не надо. Все бумаги, что нужно закончить, я сложил отдельной стопкой, их немного там. Меч и пояс - ты знаешь где. А лук я забрал, он. пригодится. И. поклонись от меня матушке. Она простит, я знаю.

- Удачи тебе. - неловко проговорил Бор. - Всегда.

Ярр кивнул снова.

Братья обнялись. Слова не шли, с губ сорвалось лишь похожее на молитву:

- До встречи!

- До встречи, Ярр. И. если что. ты знаешь, где можно искать помощи.

- Спасибо. Ты будешь хорошим князем, брат.

Теплый язычок факельного света разгонял темноту лишь на пару шагов вокруг. Света этого явно не хватало, чтобы озарить фигуру всадника рядом с темной громадой фургона. Мгновение - и фургон, и всадник канули во мраке.

Утреннее солнце догнало старый фургон уже далеко от города. Отдохнувшая кобыла бежала резво и на удивление послушно, хотя у нее, как и у всей труппы, выдалась весьма беспокойная ночь. Запасной конь рысил рядом; богато отделанное седло еще хранило тепло тела седока.

Дядюшка Август сидел на козлах туча тучей, ворча под нос что-то весьма нелестное в адрес нынешних молодых, князя, княжеского сына, торговцев овсом, кого-то еще - Тис не разобрал. Мальчишка с весьма сосредоточенным видом штопал старый занавес, изо всех сил стараясь не прислушиваться к звукам в глубине повозки. Там - он знал, - свернувшись клубочком на груде тряпья, спал Ярр, и на губах его плавала слабая улыбка. Яса сидела рядом, прислушиваясь к ровному дыханию юноши, ставшего ей теперь - кем? Пальцы ее, едва касаясь, перебирали его темные пряди.

Мальчишке Тису очень хотелось обернуться. Но он считал себя взрослым, а потому не сделал этого.

24-28.03.2009.